Долгожданный звонок дал волю засидевшимся шестиклассникам — оглушённые коридоры захлебнулись многоголосием! Прорываясь сквозь узкие щели дверей, школьники выбегали во двор. И Маринка, поддавшись всеобщему гипнозу, тоже подошла к двери.
Снег лежал необъятно — ослепительно-белый, лёгкий, мягкий. Ей так захотелось набрать его в ла¬дони, а потом лизнуть! Она уже сделала шаг, но Коло¬колов, надо же было ему оказаться как раз возле поро¬жек, заорал вдруг во всё горло:
— Сур-репка! Иди я тебя натру!
Ком снега жёстко влип в дубовую поверхность двери.
— Сюда! Сур...
Она снова вернулась в класс. Пусто. Только забытые тетради на столах. Бледное пятно лица смотрело из темно¬ты книжного шкафа. Подошла ближе. Палец, коснувшись твердой глади, скользнул вниз, очерчивая сла¬бые губы, острый подбородок, тонкие пряди волос. «Сурепка жёлтая... Похожа».
Она задумчиво поправила свои льняные волосы, вгля¬дываясь в повторенное отражением, и обернулась — сквозь оконные рамы просочился смех. Кто это там? Маринка шмыгнула носом, вытянула шею, пытаясь заглянуть. Быстро подскочила к окну: «Долина! Свалилась в снег прямо под окнами и хохочет!» Маринка чуть улыбнулась, и её мокрые глаза заблестели, точно отта¬яли. «А вот Анечка!.. За кем она бежит?!» Вдруг тонкая бровь Маринки поползла вниз, к потухшим глазам. Она тяжело отвела взгляд. Обречённо уставилась в пространство. А весёлые крики со двора впол¬зали в уши, притягивали глаза. Тогда она сердито закрыла уши руками, крепко зажмурившись, а потом «раз, два, три — смотри!» — снова разомкнула ресницы.
«Хорошо, что выпал снег», — Маринка немного сощурилась и, запретив себе смот-реть во двор, залюбовалась нежной игрой невидимых сне¬жинок, они висели в воздухе, тонко вспыхивая серебром под слабыми лучами солнца.
За окном кричало, улюлюкало, отбиваясь и атакуя. А Маринка уже не слышала, в непонятном вос¬торге опрокинула голову назад, счастливо улыбаясь: «До чего же красиво! Р-раз! И уже белое царство — всё по-другому!»
И вдруг, быстро развернувшись, вприпрыжку побежа¬ла по классу.
— Ура! Ура! Ура!
Неимоверно громкие шаги её с треском впечатывались в тишину.
— Ура! Снег выпал!
«Ой... — замерла на месте, — а если...»
Бросилась к ближайшей парте, схватила чей-то каран¬даш, лист бумаги и помчалась к окну. Грифель коснулся шершавой поверхности. «Всё но¬вое... Чистый, белый... мягенький», — блаженно повторяла она, точно вкусно облизывалась.
И вдруг, как гром, на весь класс:
— Сурепка!!
Маринка дрогнула и замерла с карандашом в руках. Погла¬живая крепкий снежок, по классу шёл Колоколов, узкоплечий, по-спортивному гибкий, он сейчас был похож на хищника, выследившего добычу
— Привет Сурепке! Чо вытаращилась? Не узнаёшь?
Она молчала. Он улыбался, впиваясь колючи¬ми глазками.
— Давай, снежком потру, а?..
Из-за двери вынырнул Витька, постоянное приложе¬ние Колоколова, на голову меньше ростом, румяный и толстощёкий.
— Вить, я говорю: натрём Сурепку? — картинно обернулся к нему Колоколов. — Сделаем доброе дело жёлтенькой? Авось, порозовеет!
Витька согласно хмыкнул, скривил в улыбке толстые губы.
— Ну, как, Сурепка, готова?
Она молчала, глаза испуганно блестели, во рту пересохло.
Колоколов стоял рядом с ней, бережно поглаживая снежок, который уже чуть потемнел в его руках.
— У ты кака-ая... — осклабился Витька и потянулся к Маринке из-за спины Колоколова.
«Ну, всё!» — чуть дрогнула она, пальцы выпустили карандаш и сжались в кулачки, побелели от напряжения.
— Не трусь, Сурепка! — от души улыбался Колоколов, он видимо решил хорошенько повеселиться и вдруг резко махнул Витьке.
Это произошло очень быстро. Она дёрнулась, но тут же крепкие тиски сжали руку.
— Пусти-и!
Маринка ударила Витьку по плечу, вырываясь, отпихивая его, но тот жёстко перехватил локоть.
— Это полезно... всем Сурепкам.
Колоколов с ухмылкой дрессировщика потянулся к её лицу снежком, подтаявшим, зернистым, как наждак, совсем непохожий на тот снег, что лежал во дворе. Маринка в упор смотрела в глаза Колоколова, точно разглядела в них что-то. И вдруг почти не помня себя, Маринка изогнулась пружиной и ударила изо всех сил Колоколова в живот! От неожиданности ахнув, тот неловко взмахнул руками, пошатнулся, едва удержавшись на ногах — снежок выскочил у него из рук и шлёпнулся прямо у ног Маринки. Витька, растерявшись, чуть было не выпустил пленницу, но в последнее мгновение успел удержать.
— Ах, ты!.. — снова перехватил руку Маринки. Колоколов попытался быстро собрать снег с пола. Чувствуя, что проигрывает, уже не думая ни о чём — только бы вырваться, освободиться! — нестерпимо больно из¬вернувшись, Маринка изо всех сил рва¬нула Витькину руку зубами и, наконец, отскочила от мальчишек.
— А-а!! — взревел Витька от боли. — Укусила! Сбесилась, Сурепка?
Кровь выступила толстой каплей, потом красной змейкой поползла вниз, к рукаву. Маринка тяжело дышала, переводила глаза с яркого ручейка на побледневшее Витькино лицо, на Колоколова. Тот уже не улыбался, и даже обычного презрения не было в его глазах, был почти испуг:
— Сдвинулась, Сурепка? Ты чего наделала?!
Противный солёный привкус на губах тошнотой под¬ступил к горлу. Маринка зажала рот ладошкой, закашлялась. А в класс уже вбегали возбуждённые шестиклассники.
— Не подходите к ней! — закричал им навстречу Витька, в два прыжка отскочив на середину класса. — Она бешеная! Бешеная! Она меня до крови укусила!
Маринка опустила глаза. На полу валялся помятый, затоптанный рисунок, мокрый от почти растаявшего серого снега. И вдруг Колоколов нагнулся и поднял мокрый листок. Повертел в руках, строго взглянул на Маринку и положил листок на край подоконника.