Анатолий Иванович Серёгин в молодости закончил строительный факультет университета, специализировался на кафедре «Технология возведения зданий и сооружений». На стройках работал не долго. Вскоре стал чиновником в департаменте культуры одной из южных областей страны. Лихие девяностые вынесли молодого Серёгина в культурное пространство по причине того, что близкий родственник вдруг стал персоной, приближенной к губернатору. Требовалось полностью поменять команду на всех направлениях, и в замы начальника по культуре попал строитель. Парень сообразительный, артистичный даже. Подначитался книжек с репродукциями мировых художественных шедевров, полистал журналы со статьями по искусству и — прижился среди замов. В отличие от «чистых» чиновников департамента лихо брал на себя сметы по капремонту и проверку технической оснащённости культурных объектов. Умело работал с документацией и всегда в срок отвечал на адресованные ему письма. Никогда не опаздывал на работу, тонко интуичил настроение начальства. При поддержке родственника вырос до директора, а после превращения департамента в министерство, стал министром культуры области. С течением лет Серёгин уже не помнил, как мучительно избавлялся от внутреннего зажима, когда, по долгу службы, приходилось подниматься на сцену для приветственных речей. Теперь он умел всё. И не только на работе.
Выстроил дом в два этажа недалеко от администрации, пешком в хорошую погоду — не дольше двадцати минут. Имел солидное авто и славную дачку в черноморском предгорье. Что ещё нужно для счастья? Молодую жену.
Подобно орлу, достигшему сорокалетнего возраста, почувствовал Серёгин на пятом десятке, что нужно спасать себя. Орёл, согласно легенде, долбит чересчур изогнутым клювом о скалу, потом безжалостно сдирает с себя длинные и гибкие когти, не способные захватить добычу. А когда когти отрастут, орёл вырывает ими тяжелое оперение на груди и крыльях, мешающее летать, и через пять месяцев возрождается к новой жизни! Серёгин, конечно, не стал биться головой о стену. Он уехал в Черногорию, в горный санаторий, где покорял вершины, успешно избавляясь от избыточного веса, принимал радоновые ванны. И влюбился в парижанку русского происхождения, которая при близком знакомстве оказалась Женей из Казани.
Дальше — сложнее. По возвращении в отечество пришлось «рвать когти» из семьи. Покупать квартиру бывшей и стелить свои пёрышки под неё и сына-недоросля. Для этого и пяти месяцев оказалось мало. Без крови не обошлось. Но чего не перетерпишь на пути к счастью! Зато уже два года на столе в кабинете Серёгина фотография Женьки в свадебном наряде.
Анатолий Иванович улыбнулся и вкусно вытянулся в рабочем кресле.
«Всё. Бумаг на сегодня хватит. Осталось — закрытие литературного фестиваля и — вперёд! — в аэропорт. Супруга прилетает в девять». Ещё накануне Анатолий Иванович решил, что обязательно поедет встречать жену, она возвращалась, наконец, из Вены.
Закрытие фестиваля-конкурса вполне могло бы обойтись и без главы областной культуры. Но Серёгин не мог не поддержать упёртого рыжеволосого Ивана Кочура, возглавлявшего Общество русской словесности. При мизерном финансировании тот опять извернулся и пригласил на подведение итогов и закрытие фестиваля московского титулованного творца слова, а сам фестиваль размахнул аж до всероссийского. Смешно, конечно, всё это, но с Кочуром приходится считаться. Иначе потом от журналюг не отобьёшься.
Анатолий Иванович приехал в молодёжный театр «Русское колесо» неосмотрительно рано. Начинать нельзя – ждали председателя Городской Думы. Пришлось общаться с народом. Кочур водил министра от одной стайки творцов к другой. Все раскланивались, улыбались. За годы работы Алексей Иванович время от времени общался, с мягко говоря, странными людьми, они порой прорывались и к нему в кабинет, перехватывали его на выездах. Совали в руки какие-то книги, макеты, проекты… Вот и на закрытии фестиваля, как и предполагал, Серёгина одарили кучей книг с дарственными надписями. Особенно постарался москвич, вручил самые толстые в лакированных обложках. И сразу поволок за собой.
— А вон, пойдёмте, я вас познакомлю, Елизавета Тенина, талантище! Поэт! Приехала из Томской области! И не одна, с семьёй, с мужем и пятью детьми! Каково? Вон она, красавица!
Он указывал на молодую высокую женщину в тёмном до пола клетчатом платье, подчёркивавшем её утончённость и нечто неуловимо привлекательное, сокрытое в позе, постановке головы, в длинных движениях. На лице Анатолия Ивановича отразилось удивление, быстро стёртое дежурной улыбкой. Он давно взял за правило не демонстрировать своих чувств.
— Поздравляю, рад за вас! — министр галантно поприветствовал гостью, чуть коснувшись её руки.
Мама четырёх мальчишек и лапочки-дочки смущённо улыбнулась в ответ, слегка качнула головой, и лавина тяжёлых с каштановым отливом волос просыпалась на плечи и грудь. При этом заметнее стала бледность лица не тронутого косметикой. Сергеев отметил по-византийски очерченные глаза и тонкий нос. Она разомкнула губы, коротко поблагодарила министра.
«Я вас оставлю, извините», — ретировался познакомивший их москвич, а Серёгин постарался продлить общение, на его вопросы Тенина отвечала тихо и коротко. Муж «мадонны», как окрестил про себя поэтессу Анатолий Иванович, не приближался к жене во время разговора, стоял поодаль, в тоже время расстояние между супругами оставалось таковым, чтобы Елизавета чувствовала его поддержку. И всё это заметил, расшифровал Серёгин. Картина семьи Тениных после недолгих наблюдений прорисовалась в его голове довольно ясно. Он отметил, насколько скромно одеты все Тенины. Глава семьи в хорошо вычищенном, но явно поношенном костюме. Мальчишки, тут и гадать нечего, передают одежонку от старшего к младшим. Самая нарядная, в пышных бантах, лапочка-дочка лет восьми. Папина любимица, хотя тот постоянно держит на руках младшего сына, но с дочки и жены глаз не спускает. По чувству, с которым Елизавета обернулась к мужу, чтобы передать ему слова Серёгина об Иоанне Крестьянкине, бывавшем в здании театра, стало понятно, что семья глубоко православная.
Удовлетворив своё любопытство, Анатолий Иванович далее смотрел на Тениных спокойными, холодными глазами. Но всё ж не мог избавиться от внимания не только к Елизавете, но и к её мужу с детьми. Тёплый след остался на сердце его и не улёгся во время награждения, потому Серёгин нежно взял в свою ладонь невесомую руку Елизаветы, поздравляя и вручая скромный диплом фестиваля, с чувством поцеловал её.
Когда она сидела в первом ряду вместе с детьми (и в фойе, и в зале мальчишки вели себя вполне прилично — не придерёшься!), голова Серёгина, порой, поворачивалась в их сторону, чуть не сама собой. «И как умудряются их так воспитывать? Впрочем, сама поэтесса говорит почти шёпотом, в отличии от…», — невольно хмыкнул министр, покосившись в сторону соседа-москвича. Тот, открывая праздник, вещал уж больно пафосно. Впрочем, речь его оказалась к месту и добавила весомости всему происходящему. Анатолий Иванович остался вполне доволен церемонией награждения: артисты не подвели, ансамбль камерной музыки смотрелся солидно. Кочур, хоть и стонал, что смета урезана по сравнению с прошлым годом, но в грязь лицом не ударил!
Под громкие овации праздник завершился неожиданно быстро для Серёгина, который не планировал сидеть до конца.
— А я специально, Анатолий Иванович, всё так устроил, чтоб мы с вами успели ещё и по чарочке — за успех! Пойдёмте-пойдёмте! — Кочур подхватил министра и увлёк за собой. — Мы сейчас ещё москвича захватим!
Министр отстранился от не в меру активного председателя Общества словесности:
— Погоди. А банкет для лауреатов в сценарии не прописан?
— Анатолий Иванович, не гневи небеса! Он не прописан в смете, которую ты утвердил! Забыл, на какие копейки я тут верчусь?
— И Тенины с детьми вот так вот и уедут? С одной бумажкой? — вырвалось у Серёгина.
— С дипломом уедут. С фотографиями на память.
— …и дорогу мы им не оплачиваем?
— Конечно, нет! Из какого кармана я средства достану? Я и так для москвича в лепёшку расшибся! Представляете, что было б, если б приехали люди — а у нас председатель жюри в коротких штанишках? А я настоящего монстра уговорил – с титулами международными!
Анатолий Иванович скривил губы: «Жаль-жаль». Серёгину хотелось ещё понаблюдать за Тениными. За их мальчишками: старший — папина копия, остальные помиловиднее — в мать. Особенно младший, двухлетний розовощёкий. Как он трогательно обнимал главу семейства, всем телом прильнул к отцу.... И тут Серёгина обожгло! Так было в жизни Анатолия Ивановича лет двадцать назад. И осталось на фотографии. Вот только альбом семейный не сохранился…
— Ну, Анатолий Иванович, в кои веки ты не сбежал, до конца выдержал — давай посидим хоть полчасика! Обсудим планы на будущее! У меня столько мыслей!
— В кабинет ко мне приходи планы обсуждать, — мрачно осадил собеседника Серёгин. — А сейчас ступай к людям. Может помочь чем надо. Я, например, еду в аэропорт. Могу захватить кого, хоть до гостиницы подбросить… — Серёгин осёкся, мысли его были о многодетных Тениных, хотелось хоть что-то сделать для них, ведь получается за тридевять земель за бумажкой приехали. Но в машину-то все Тенины не поместятся…
— Так мне же москвича отправлять надо! Давайте на минутку поднимемся в кабинет директора театра, я с ним договорился, и —на коня!
Стопка хорошей водки не выправила Серёгину настроение.
К тому же в аэропорт пробивались сквозь плотную пробку, сковавшую весь центр города. Водитель, по мнению, Серёгина, неуклюже тыкался из одного проулка в другой, стараясь прорваться. Советы самого министра как проложить маршрут тоже в прок не шли. И в разговор включился москвич. В руках у него Анатолий Иванович увидел GPS навигатор.
— А это ещё вам зачем? — не сдержался. — Уж как-нибудь довезём до места.
— Навигатор в командировках у меня вместо жены. Она без «ирочки» меня из дома не выпускает.
— Ирочки? Интересно…— ради вежливости и от скуки протянул Серёгин.
И обеспечил себя на всю дорогу писательскими байками.
Москвич, поглядывая на прибор, не только пытался влиять на водителя, но и позабавить успевал.
— У меня кретинизм пространственный! После большого перерыва, как сел за руль, езжу только по навигатору. Мы его «ирочка» прозвали, потому что команды женский голос отдаёт. Так вот первая с «ирочкой» поездка — на юг. Перед Воронежем на платной трассе заплатили, как положено, ехать бы и радоваться! А «ирочка»: «Сворачивайте!» Ну, думаем, может, короче дорогу нашла? Свернули. И представьте, привела она нас в Задонск. А мы с моей женой там познакомились! Каково?
— А кто навигатор покупал? — лукаво спросил Серёгин, оглянулся на пассажира. — О! с чего это «ирочка» ваша с пятном на экране?
— Вот рассказываю! Синяк заслуженный. «Ирочка» «раненая» за то, что вместо юга завела нас в жуткую глушь. Представьте: из Задонска дорога становилась всё хуже и хуже. И наконец, ферма полуразрушенная да пустырь заросший! Мы в шоке! А «ирочка» выдаёт: «Конец маршрута. Вы прибыли к месту назначения». Каково? Ну, я и шуранул её об пол машины! С тех пор «синячок»...
В салоне захохотали, а писатель не унимался:
— Жаль, «ирочка» на ошибках не учится! Приезжаем в Питер: любой маршрут — но пока на платную дорогу не выведет, пока до Морпорта не дотащит – бесполезно! Зато мы город посмотрели! — продолжал веселить соседей москвич.
Потом он поведал, как «ирочка» завела их с женой в Казахстан, и перед глазами предстал образ разваленного СССР: дорогу вдруг, как в сказке, среди чистого поля преградили железные ворота.
— А последний раз и вовсе… возвращались мы домой, уже на МКАДе, километров двадцать оставалось. Дождь. А у нас машина задымилась — запах отчётливый! И на дороге пробка — не вывернуть никуда. Тут как раз развязка, вроде сворачивать надо. «Ирочка» молчит. И только-только я проезжаю спасительный поворот — сразу же «поверните направо»! Ну, «ирочка», думаю, впору ещё один фингал тебе ставить. Еду дальше в пробяре, машина не слушается! К счастью — остановка автобусная. Пешим ходом затолкал авто в «карман». Думаю, вот повернул бы, из пробки выскочил — может, и докатили б до места?… Ну, а когда эвакуатор нас забрал и попали мы, наконец, на своё Боровское шоссе, глядим, как раз неподалёку от сворота, — авария страшная! Шесть машин разметало — мама не горюй… по времени получается в аккурат, как мы ехали. Вот потому жена и суёт навигатор — чуть я из дома выхожу, — улыбался москвич.
Его слова о жене отозвались в душе Серёгина. Промелькнувшие во время рассказа москвича весёлые искорки в глазах Анатолия Ивановича снова сменились тенью. Было обидно вспоминать и недавний эпизод, когда рыжий Кочур звал на стопочку только ради будущих выгод. Пожалуй, по-дружески у Серёгина давно не получалось посидеть. Старые добрые знакомцы остались в прежней жизни, с первой семьёй. Новые же только ради своих интересов встречались с ним. И все эти культурные деятели вечно шептались за его спиной, мол, чего ждать от строителя. Потому Серёгин больше любил самодеятельность, охотно подписывал сметы Домам культуры, клубам. Люди там открытые, простые.
«Скорее б прилетела Женька! Обнять, зарыться в неё!», — думал он, подъезжая к аэропорту.
Попрощался с писателем: «Теперь и без «ирочки» не заблудитесь!», тот пошёл влево, а Серёгин вправо, в международный терминал. До прилёта нужного рейса минут пятнадцать, Анатолий Иванович успел выпить кофе. Наконец, объявили о приземлении борта. Серёгин занял удобную позицию у стеклянной стенки, чтоб сразу разглядеть жёнушку. И вот хлопнули двери, пассажиры влились в терминал, дождались багажа, поспешили на выход. Встречающие выхватывали своих, бурно радовались друг другу. Серёгин ждал. Глаза его теплели, ему казалось, он уже видел жену, вон она, в розовых брючках. Но «брючки» пробежали мимо и повисли на сухой шее баскетболиста. По окончании парада прибывших Серёгину ничего не оставалось, как с колотящимся сердцем искать телефон.
Женя откликнулась быстро и на вопрос мужа ответила радостным удивлением:
— Толяша, я в Вене ещё! Ты всё перепутал! Я прилечу через три дня. Вечером...попозже. Я смс-ку сброшу!
— Погоди! Ты сегодня должна!… мы же вместе бронировали билеты. Я точно помню! Ты билет поменяла? Женя, зачем ты поменяла билет?
— Не выдумывай! Ты ошибся-ошибся-ошибся! Скоро-скоро прилечу! Ну, потерпи ещё немного. Что тебе привезти за это? Толяшечке что привезти? — лепетала она фальшивым кукольным голосом.
— … что привезти? Навигатор! — неожиданно для себя бухнул Серёгин, сбросил звонок и тяжело зашагал прочь.