После Рюрика Ивана,
На престоле стал Романов.
Иоанн был Грозный царь,
Бил монахов, бил бояр.
От опричнины его,
Земский плакал наш народ.
Есть один приметный случай:
Оклеветан инок был.
Царь поверив — зарубил.
Шею он ему рассёк,
Каясь — тело в храм отнёс.
Так ударом от царя,
Мученник стал у Христа.
Преподобный наш Корнилий,
Страж Печёрский — вечно в силе.
Но повествовать я здесь,
Вам намерен о Филиппе.
Наш святитель и отец,
Был монах — простой чернец.
С детства он стремился к Богу,
Суеты он избегал,
Ко двору был близок очень,
Но себя не осквернял.
Царский двор был полон люда,
И бояре и князья,
И купцы из разных вотчин,
Ждали милости царя.
В этой вечно бурной массе,
Пьянства, распрей и возни.
Был придворным болярином,
Государству верный сын.
Род был древний — ратных слуг,
Он не робким был, не трус.
По желанию царя,
Был он призван на ту службу.
Колычев Феодор — барин,
Имя он носил тогда.
Государева стезя,
Не влекла своим богатством.
Славой он пренебрегал.
И, читая Божьи книги,
О монахах помышлял.
С ранних лет Филипп был в церкви,
Рос прилежным княжый сын,
Как-то тайно, в робе чёрной,
От отправился в Хижи,
Где, пожив немного время,
Снарядился в Соловки.
Благодатный путь монаха,
Начал трудником Феодор.
Он копал, рубил и сеял,
И на мельнице работал.
Алексий — игумен мудрый,
После искуса постриг.
Так, монах Филипп — Ионе,
Старцу! Он поручен был.
Александра собеседник,
Был Иона — инок тот.
В Свирскую ходил обитель,
За духовной пищей он.
Вот Филипп — духовный отрок,
С каждым годом всё крепчал,
И в Великом Ново-Граде,
Феодосий дал указ:
"Поставляется Филиппе,
В Соловецкий монастырь,
Как начальник общежитий,
Сиреч — тамо им игумен быть."
Так Филипп — искусный инок,
Был смирен, любовен был.
Стал наставником духовным,
Соловецким кормчим слыл.
Новый северный игумен,
Стал строителем для них,
Зиждил церкви он большие,
Тапезу соорудил.
Крест Савватия обрёл он,
Облачения, Псалтирь.
И духовно монастырь сей,
Как ограду укрепил.
Ископал себе могилу,
Подле старца своего.
Так хотел к Ионе ближе,
После смерти быть ещё.
Вместе с братией трудился,
Как рабочий — Божий раб,
Перед младшими смирялся,
Делом был примером сам.
Тайный подвиг нёс игумен:
В двух верстах монастыря.
Он в пустыню удалялся,
Для поклонов, для поста.
По сей день пустыня эта,
Словно памятник ему.
Нарецается Филиппа,
Имя это — дань ему.
И молился так игумен,
С братской честью и в строю.
Но Господь призвал на подвиг:
Сильных вводит Он в борьбу.
Был он призван Иоанном,
Ехать должно. Бить челом.
Наш игумен — Духом сильный,
Шлёт игуменский поклон.
Преслушание не будет,
Собирается в Москву.
Знать не знает, что готовит,
Этот выход в мир, во тьму.
Не боится инок смерти,
Ждёт её он каждый час,
Но тревоженый дух витает,
Будет что-то в этот раз.
Не гадают Христиане,
Это мерзость, дурь и страх.
Муж разумный зная долю,
Пострадать предпримет шаг.
Наш игумен — духом сильный,
Зная скорбный свой конец,
С мужеством идет на встречу,
Мукам смертным — под венец.
Движет Сила в нём иная,
Движет им любовь к стране.
Не поймут его шакалы,
Слуги тьмы — их слабый век.
Прибывает наш игумен,
В стольный град — Московский двор.
Царь встречает, примечая,
Что игумен — крепкий столп.
Он надеялся, что пастырь,
Станет дружным им во всём,
Но игумен отмежился:
На опричников пошёл.
Митрополию не хочет,
Быть монахом он спешит.
Кафедру-же митрополью,
Избегает наш Филипп.
В сложном уговоре этом,
Соглашается царю,
И его тотчас возводят,
Иерарх Московский он.
Заступив на эту должность,
И облекшись в высший сан,
Он царя в своих посланьях,
Обличал, увещевал.
Призывал убрать опричну,
Пожалеть земской народ,
И помиловать в темнице,
Заключенный в ней народ.
Получал Иван посланья,
Грамотой тогда звалась.
Фильки грамота сжигалась,
Не в наказ она пришлась.
Грозный царь был скор на гнев,
Да советам не внимая,
Заключил его в тюрьму,
И низверг его из сана.
Били старца по лицу,
Подвергали пыткам разным.
В общем — оклеветан был,
Божий раб Филипп — избранный.
Там — в тюрьме, тогда суровой,
В месте тёмном и сыром.
Помещался узник сидя,
Встать не мог он в полный рост.
А в добавок забивали,
Ноги в жёсткую колоду.
Цепи толстые на груди,
Одевали — рвали кожу.
Был обыденный в то время,
Наказательный процесс:
Порка тонкой хворостиной,
Или кожаным хлыстом.
После этих экзекуций,
Вся спина как фарш мясной.
Так казнили всех в то время,
Не считая дыб, колов.
В общем, не жалели тела,
Был закон тогда суров.
Наш страдалец натерпевшись,
Сослан в Отрочь монастырь,
Там — в Твери — Малюта гадкий,
Задушил его — подлец.
Не боялся наш святитель,
Смерь намеренно он ждал.
За три дня был Ангел с Неба:
О кончине возвещал.
Жизнь земная не прервалась,
От руки злодеев сих.
Наш святитель помагает:
Он не умер, не погиб.
Через двадцать лет — мощами,
Он отправился в свой дом.
В Соловецкую обитель,
Где пострижен старцем он.
Позже — Рюрик канул в лету,
На приестол Романов стал.
Алексей послал к владыке,
Покаянно он припал.
Он просил Филиппа мирно,
О прощении грехов,
За царя, за Иоанна,
Как потомок молвил он.
Так-же он просил прилюдно,
Чтобы наш святой отец.
Кафедру свою навечно,
Под опекой блюл-бы здесь.
Говорил наш царь Михалыч,
Что Москва в нужде сейчас,
И просил благословенья,
Мощи в Стольный град отдать.
И Филипп уважил просьбу,
Пренесли в Успенский Храм.
Почивает он мощами,
В нуждах — помогает нам!
А до Грозного Ивана:
Знай, потомок молодой!
Нет такого в списках царских,
Схимонах Иона он.
Пересуды о Иване
Не приличны нонче нам,
Почитать царя нам надо,
Умер царь — почёт делам.
А заслуга государя,
Перед Родиной больша!
Удержи язык от зла,
Клеветать — никак нельзя!